"Снимали мы в Крыму — рассказывает Смоктуновский. Съёмки проходили на берегу моря. Жарко было. В обеденный перерыв вся группа бросилась купаться. И я, естественно тоже. Наплавался, нанырялся, слышу — зовут. Ну, я актёр дисциплинированный: зовут — иду. Оператор говорит: "Надо закончить всё, пока солнце не ушло". Надо так надо. Сел я уже на грим и чувствую что–то не то, дискомфорт какой–то. И вдруг, до меня доходит, что челюсти–то во рту нет! Выронил, когда нырял. Я сразу к режиссёру, ору: "Я челюсть потерял!" А он ржёт и все вокруг с ним вместе. Думают — я разыгрываю их. Полчаса доказывал, что не шучу. Ну, а когда до них дошло, что это правда, стало всем та–а–ак грустно–грустно. Снимать не можем. Да ещё предпоследний день месяца, если отснятый материал сегодня вечером в Москву не отправят, то план летит к чёрту, а соответственно и премиальные (прим.: в те годы в кино премиальные были + 40% к зарплате!). Тут уж народ веселиться совсем перестал и на меня так косо посматривать начал... Режиссёр директору говорит: "Ничего не знаю, выкручивайся как хочешь, но чтобы максимум через полчаса у меня Смоктуновский был в кадре!" Директор — к художникам, к бутафорам, а те: "Мы–то при чём? Мы не дантисты." Короче, директор в отчаянии хватает мегафон и орёт на весь пляж, что тому, кто найдёт челюсть Смоктуновского, он лично выкатывает пять бутылок коньяка. После этих слов все дружно бросились в воду (даже те, кто в нашей съёмочной группе не работал). Ныряли, ныряли... долго...
А потом, представляете? Одному парнишке–осветителю повезло! Выныривает, рот до ушей, а в руке — челюсть. Ну все сразу бросились готовиться к съёмкам, пока солнце не ушло. Я скорей челюсть схватил, в рот сунул...
(Иннокентий Михайлович выдержал мхатовскую паузу, а потом трагическим шёпотом окончил фразу)
А она... представляете?.. не моя..."
