Опять долгая ночь. Ночь одиночества. Холодная осенняя ночь. Сколько можно засыпать с ноющим сердцем в холодной постели? Сколько ему еще пить эту горькую чашу одиночества? За что, за что он столько времени чувствует себя вечным изгоем, вечным провинившимся?
Сегодня опять почувствовать на губе соленый вкус…нет, плакать это не по-мужски! Но что он может поделать с собой? Душа по каплям вытекает из него каждую ночь. Никто не увидит этих слез. Кроме…
Кроме собаки, его верной собаки Шейда.
Если бы ни этот лохматый угрюмый пес, он бы уже давно свихнулся. Приходить каждый вечер в ледяной пустующий дом – нет, этого не выдержал бы даже он. Пусть хотя бы темная тень Шейда встречает его. Хотя бы в этих темных глазах светится любовь и преданность. Пусть собака, пусть хромая дворняга, но она ждет его. Она рада ему, она любит его. Да, собака – это не человек, но все же…
В камине тихо догорал огонь. Шейд, примостившись у ног хозяина, смотрел на умирающее пламя.
Иногда в его собачьем сердце вдруг просыпалась необъяснимая тревога. Наверно, подходит срок и его огня, он уже старый пес, и когда-нибудь так же тихо погаснет на руках хозяина. Немного грустно, но все не так уж плохо. Ведь, если смерть настигнет его тогда, когда рядом будет хозяин, то и могила покажется ему теплой кроватью.
В темных глазах собаки промелькнуло воспоминание.
Сколько лет прошло, когда этот лохматый пес в первый раз переступил порог его нынешнего дома?
Хозяин был тогда молод, да и сам Шейд был почти щенком. Они столько лет вместе, что, кажется, знают друг о друге все. И черный пес вздрагивает, если в голову вдруг приходит шальная мысль о том, что если бы хозяин не взял его тогда к себе, он бы умер где-нибудь в грязной подворотне, мокрый от слез, никому не нужный, одинокий старый пес. Но что мучить себя бессмысленными предположениями? Он дома, у него есть хозяин, и смерть не застанет его в одиночестве. Что ж, пусть тогда приходит, он прожил долгую жизнь, и ни о чем не жалеет.
Огонь потухал, и хозяин поворошил догоравшие угли. Сегодня опять его ждет пустая холодная кровать. Засыпать рядом с одиночеством – это не просто. А ведь когда-то все было другим.
Он был молод, он любил и был любим. Он до сих пор помнит во всех подробностях их свадьбу, майский вечер, и ощущение крыльев за спиной. Он купил большой загородный дом, чтобы им и их будущим детям было свободно жить вместе. Он помнит два светлых года, проведенных с любимой женщиной, помнит почти каждый их день, почти каждый миг. А потом на него словно обрушился страшный сон. Непонимания, упреки, обиды. Измены, укоры и …уход. Она ушла от него к другому, оставив его одного наедине со своею болью. Он остался один в теперь бессмысленно и даже жестоко большом доме. Первую неделю он даже боялся выходить из него, потому что знал, что не найдет в себе силы вновь войти в огромный пустующий дом, гроб его мечты и счастья. И вот однажды, пересилив себя и выйдя на улицу, у ворот он увидел черного пса, даже почти щенка, с перебитой лапой. В собачьих глазах светилась мольба, мольба не оставить его одного, подарить любовь, дом, крышу. Грязный черный щенок, выкинутый кем-то, да к тому же побитый – как немой символ его никому ненужной сломанной любви. Он понял, что судьба смилостивилась и подарила того, кто хотя бы отчасти, хотя бы на время скрасит его одиночество. «Что ж, тебя тоже предали, как и меня, почему бы нам тогда не улучшить жизнь друг другу?» - подумал он.
Он взял его к себе, выходил, как смог залечил раненную лапу. Шейд до сих пор немного хромает, но это ничего…А назвал он его так, потому что Шейд в переводе – «тень». Собака – тень, он сам – тень, да и жизнь его – тень. Свет уже давно не заглядывал в окна этого дома, каждый день – лишь шлейф тяжких воспоминаний о безвозвратно ушедшем прошлом. По-моему, Шейд – самое подходящее для всего этого слово.
Так и жили эти две тени вместе в холодном доме. Собака, верно любящая своего хозяина и хозяин, ищущий утешение в темных преданных глазах.
Но с каждым днем это становилось все невыносимее и тоскливей. Годы уходили, как вода сквозь пальцы, он жил, словно робот. Каждое утро одно и то же – вой будильника, душ, завтрак, работа.
Он работал, как проклятый, просто потому что боялся того одиночества, которое сидело почти в каждом углу его пустого дома. Бесконечно одинаковые будни, ненужные выходные и тоскливые праздники.
Каждый вечер он растапливал камин, и ему казалось тогда, что при свете теплого огня это съедающее одиночество съеживалось, забивалось в свои углы, и хоть немного отпускало его.
Шейд ложился тогда у его ног, и они оба погружались в воспоминания. Он не знал, о чем думал его верный пес в те мгновения. Может быть, о том дне, когда его, грязного и мокрого, внесли сюда в первый раз.
А он…он снова вспоминает его прошлую жизнь, счастливую и светлую, когда он не знал, что такое одиночество. И душа его начинает биться в мучительной дрожи, он стискивает руки, чтобы удержаться от глупых слез. Плакать – это не по-мужски.
Шейд, подняв голову, тихо скулит. Собака чувствует настроение хозяина, и его тревога передается ей.
Теплота и преданность в собачьих глазах, хоть кто-то его любит. Но собака – это не человек…
Снова его ждет холодная постель. Снова ночь одиночества, бесконечного одиночества. Уже стало все равно, будет ли рядом с кроватью лежать черная тень лохматого пса. Потому что собака – это не человек. Это не любимая женщина, это не дружная семья, это не счастливая жизнь. Шейд не приготовит ему ужин, не скажет «Привет, любимый», не прокричит «Здравствуй, папа!». Он лишь тихо вильнет хвостом и ляжет у его ног. Шейд – лишь хромая дворняга. А собака – это не человек.
Шейд в последнее время плохо спит по ночам. Хозяина мучает какая-то боль и обида, вечная тревога.
Он чувствует это, и не может понять, из-за чего. Хозяин смотрит на огонь – и в его глазах слезы, он смотрит за окно – и в его глазах слезы, эти слезы бередят душу старого пса. Как бы он хотел помочь хозяину убить ту боль, что живет в его душе. Но ведь он не может сказать об этом. Ему остается лишь более преданно любить его, лишь более верно служить. И почему он назвал его Шейдом? «В переводе с английского это означает тень» - говорил хозяин. Но почему тень? Разве он – тень? Он считал себя другом, единственным и самым верным другом, готовым на все ради своего хозяина. Разве тень на это способна? Самый верный и преданный друг человека – собака. Она никогда не предаст и не бросит. Разве не человек бросил его хозяина, из-за чего тот мучается вот уже столько лет? Разве не человек заставил его бесконечно страдать и скрывать свои слезы?
Нет, собака – это не человек, она на это не способна.
Невеселая жизнь текла по обычному сценарию. Пришел сырой март, таял грязный снег, а печаль и одиночество по-прежнему были жителями этого дома. Шейд часто выходил во двор, гонимый необъяснимым зовом. В прозрачном воздухе пахло весной и переменами. Душа старого пса билась в нем, словно раненая птица. Он не находил себе места от необъяснимой тревоги.
Хозяин стал позже приходить домой. В последнее время он даже стал пропадать на несколько дней.
Шейд волновался, сердился и ждал. Ждал, преданно, со слезами на глазах. Иногда ему казалось, что хозяин больше никогда не вернется, что он умрет один в огромном доме. И тогда скупые собачьи слезы текли из его темных глаз. Вы не знали? Собаки тоже умеют плакать. Но этих слез не видел никто, да и зачем их кому-то видеть.
А хозяин все-таки возвращался и все страхи Шейда мгновенно уходили, он снова ложился в его ноги, и мирно спал у камина.
Но проходили дни, и хозяин опять пропадал. Шейд опять плакал и верно ждал.
Но вот однажды, хозяин ушел утром и не вернулся вечером. Шейд тосковал, но знал, что через день или два он вернется. Через два дня он не вернулся. Не вернулся и через три дня, и через пять, и через неделю.
Бесконечную неделю Шейд провел в соленых собачьих слезах, бессмысленных догадках и бесконечном ожидании.
И вот, на девятый день он вернулся. Вернулся! Он не оставил своего верного старого пса, он не оставил его умирать одного.
Но через мгновение огонь счастья в собачьих глазах сменились удивлением.
За хозяином вошла чужая женщина. Шейд помнил ее, она заходила в этот дом много лет назад, всего раз. Это та, которая заставила страдать хозяина столько долгих, бесконечно долгих лет. Это та, которая заставила хозяина беззвучно плакать в подушку столько бессонных ночей.
Вместе с ней в дом словно ворвалась февральская стужа, холодная и жестокая…
Он не знал, что делать. Что делать с таким внезапно навалившимся счастьем. Сколько долгих лет он бережно хранил в себе надежду, что она вернется. Столько бесконечных лет, и вот, словно в сказке, к нему возвращается счастье, к нему возвращается жизнь. Этот дом вновь наполнится счастьем, теплом и уютом. Тем, что он так долго ждал, разделяя свое одиночество лишь с черной дворнягой.
Однако среди всепоглощающего света нашлось место и для тени.
Она не любила собак, ненавидела их. Она поставила всего одно единственное условие – чтобы Шейда в их доме не было.
Он понимал, что чаши весов не равные. Вместе с той, которую он ждал столько лет, в его дом вернулась любовь, невероятная радость, счастье, мечта. Как будто все эти долгие годы были всего лишь кошмарным сном, который, наконец, закончился. Только теперь, впервые за все это время, он почувствовал весну, настоящую весну. Только теперь он впервые за все это время поднял свои изъетые слезами глаза на весеннее небо, и почувствовал себя по-настоящему счастливым. К нему вернулся самый дорогой человек.
На другой чаше скромно сидела лохматая тень – черный Шейд. Угрюмый щенок, которого он когда-то подобрал у своих ворот. Этот пес был с ним все эти долгие годы ожидания, он делил с ним его холодное одиночество и каждый вечер встречал у порога. Целый день он ждал его, целый день он копил для него всю свою нерастраченную преданность и любовь.
И все-таки, он был всего лишь собакой, а не любимой женщиной. Собака – это не человек…
Зачем он посадил его в машину и куда-то повез? Почему хозяин так беспокойно и так бесконечно грустно смотрит на него? Шейд не мог понять, откуда это невыносимая тревога, это непонятное ощущение беды поселились в нем. Сквозь стекло бил в глаза яркий солнечный свет, это был луч апрельского солнца. Но сердце Шейда сжималось от предчувствия, что это последний свет в его жизни.
Они ехали, наверно, целый день. Шейд уже устал от бессмысленных догадок, и просто смотрел на мелькающие пейзажи за окном. Хозяин молчал, и это молчание было почти осязаемым и каким-то тяжелым.
И вот, наконец, они остановились.
Хозяин открыл дверь, не глядя на него, выпустил наружу.
Шейд не понимал, зачем его привезли в какое-то незнакомое место, он с вопросом посмотрел на хозяина.
- «…Понимаешь, бывает такое в жизни, когда нужно между чем-то выбирать… Между тем, что тебе очень дорого… Это очень сложно…безумно сложно…но…приходится…пойми…так нужно. Впрочем, ты не поймешь…»
Напрасно хозяин думал, что он не поймет. Сердце понятливее слов. Его бросали…
- «Ты долго служил мне…и верно…Шейд, ты был моей тенью, которая всегда следует за своим хозяином…я никогда тебя не забуду…прости».
Неужели он не понимал, что он, Шейд, не был его тенью, он был его другом…
- «Ты родился на улице, и она позаботится о тебе…прости…не хочу, чтобы ты видел моих слез…прощай Шейд…»
Да кто, как ни Шейд, видел все его слезы за эти годы, проведенные с ним под одной крышей?
К чему стыдится их, если прощаешься с другом?
- «Прости…»
И кто, как ни друг, должен уметь прощать?...
Хозяин отошел на шаг и, повернувшись, пошел к машине.
Вот и все, стольким годам, проведенных в вечном ожидании, в преданной любви и верности, пришел конец. Собачье сердце верило, что оно закончит биться не в одиночестве, но видно, этому не суждено было сбыться…
Хозяин ушел, сел в машину и, освещенный закатным светом, поехал домой. Туда, где его теперь ждет другой человек, не собака...
Собаки умеют не только плакать, они умеют рыдать…
Потеря верного сердца – большое горе, но когда к тебе вернулась прежняя любовь, она все затмевает…
Недолго длилось его счастье. Меньше, чем через два месяца она снова ушла. Опять ушла с другим. Ушла, наверно, навсегда.
Она ушла дождливым утром, в этот раз не было ни слез, ни молитв. Лишь холодная пустота.
Пустота и молчание. Он целый день сидел на одном месте перед холодным камином, ни произнеся ни слова, ни сделав ни движения.
И только под вечер он вдруг почувствовал необъяснимое желание выйти из этого проклятого огромного дома, выйти на улицу, под летний дождь, который бы смыл с него всю эту нелепость жестоких предательств. Его предали сегодня утром. Он предал два месяца назад.
Он вышел, почти выбежал во двор. Взгляд метнулся к воротам. Черный всполох…
Он не верил своим глазам…
Уткнувшись черной мордой в ворота родного дома, среди грязи, разведенной летним дождем, темным упреком лежал Шейд, лежала черная тень.
Неужели он нашел дорогу домой? Неужели он пришел к нему тогда, когда его снова кинули?
Он бросился на колени, не придавая значения грязи и лужам: «Шейд, неужели ты вернулся?»
Ни звука, ни движения. Черные глаза закрыты…
Нет, только не это, не сейчас.
Он стал трясти его хрупкое, насквозь мокрое тело, кричать сквозь пелену дождя, но все напрасно…
Прислушался к сердцу, оно больше не билось. А тело оставалось все еще теплым…
Он умер совсем недавно, уткнувшись мордой в родные ворота…
Тот, кого он предал и оставил, пришел к нему, умирая. С ним рядом не было хозяина, с ним рядом не было никого, только дождь. Старый пес умер в одиночестве. Наверно, так умрет и его хозяин.
По его щекам текли слезы. Плакать – не по-мужски…да какого черта! Какой смысл скрывать слезы, когда ты потерял друга?
Он прижался к мокрому, безжизненному телу, уткнулся в слипшуюся шерсть единственного друга…
И почему он назвал его Шейдом – тенью? Разве это была его тень? Разве в тени могло жить столько благородства, верности, преданности?
Сегодня умер его единственный друг, единственное, не предавшее его существо.
Она ушла, заставила его предать…он сам виноват, и сердце было ослеплено уже не существующей любовью…
Он страдал столько долгих мучительных лет, в ожидании ее возращения, которое обернулось новым предательством.
И только одно, единственное в мире сердце, преданно билось о нем даже вдалеке…
Человек предал его сегодня, не собака.
Собака – не человек…
