Футбольным болельщикам посвящается...
Монолог ее
Вы мужа моего не знаете? Я опишу. Рост, плечи, глаза, усы и характер. Как только все вместе увидите, значит он. Не ошибетесь. Можете ему на улице смело руку протянуть и сказать запросто: «Здравствуй, Сеня!» Да и по характеру его, только по характеру одному узнать можно. Вот характерец! Сказал - отрубил. Во всем - в работе, в жизни семейной. Только вот одна слабость у него до недавнего времени была - болельщик он по части футбола. А это для любой жены испытание. Потому что если выиграют наши - еще куда ни шло. Поворчит, что, мол, так играли, но человек человеком. А если проиграли - сыч сычом. Не подходи и не трогай. Уж не знаешь, как и утешить. И вот нежданно, осенью прошлой всё стало налаживаться. Не сразу, конечно, но двинулось дело. В чемпионате этом как-то так все пошло, что является Семен мой каждый вечер мрачнее тучи. И знаю, что футбола не было, а он все равно сердитый. Даже, можно сказать, злой. Усы висят. Взгляд мутный. На работе, думаю, может, с кем сцепился. Или влюбился в которую помоложе, а сказать не решится. Приходит он как-то такой неопределенный. Села я рядом с ним. За шею его обняла: - Ты чего, Сенечка? Что-то случилось? Разлюбил? А он смотрит на меня до невозможности тоскливо: - Форму, - говорит, - наши потеряли! - Как?! - кричу почти. - И они совсем без формы? - Совсем! - горестно Сеня рукой машет. - Ну и бросил бы ты их! Срамота-то какая! Он мне в глаза прямо: - А что думаешь - и брошу! Сколько можно себя мучить? Вырву из сердца! Потом уже до меня слухи дошли, что команда его любимая чуть куда-то не вылетела, но будто бы чудом не вылетела никуда, а где была, там и осталась. Но Сеня мой уже об этом - ни мысли, ни слова. Нет для него футбола. И всю зиму он о нем не вспоминал. Ни газет спортивных не читал, ни журналов. Как увидит, что кто-то в метро или еще где про футбол читает, так и отворачивается. По радио какой спортивный выпуск или по телевизору - сразу ручкой щелк! Туда, где симфония или мультипликат. Книжку возьмет про вязание, про то, как балкон правильно озеленить. А особенно люблю, когда он вслух инструкцию про салат кощтефель читает. Дикция у него замечательная. Без слез его слушать не могу. Вот инструкцию читает, а будто Шекспира в руках держит... А я уже весной этой на него так со стороны смотрю и спрашиваю мысленно: выдержит или нет? Он вроде бы как чувствует: - С футболом, Оленька, все. Все. Будем жить по-другому. На фигурное пойдем, на выставку цветов, на пони покатаемся. И еще куда только захочешь. Должны же у тебя быть какие-то радости! И что вы думаете - сдержал слово! Везде были. И, чувствую, будем еще, где успеем только... Но сегодня вот с утра самого он какой-то не такой, И с работы прилетел необыкновенный весь. - Что, - спрашиваю, - стряслось, Сенечка? - Ничего, - говорит, - только сердце ноет. Открытие сегодня. Чемпионата открытие. - Так что же делать будем? - А ничего. Ты меня закрой на ключ, из телевизора лампу забери и иди гулять куда-нибудь. Закрыла я его. Ушла. Замок у нас, знаете, хитрый такой. Если закрыл, то без ключа - ни туда, ни сюда. Закрыла и ушла. Раз просит, значит надо...
Монолог его
Ну вот, она закрыла и ушла. До стадиона пятьсот метров. Народ валом валит, а ты, как хочешь. Хоть пропадай! Чего я, собственно, нервничаю? Вырвал занозу эту из сердца - да и дело с концом. Решил - отрубил! А народу-то! Народу! Одни мужики! Жен побросали на кухнях и с детьми малыми, а сами... Эх! Ведь и болеть-то не за кого. Топчутся наши то в середине, то в конце таблицы. Вперед и дороги не знают... Ладно, идите, идите. А я почитаю... Во-во, уже побежали! Опаздывают. Тоже мне - не могут на пять минут раньше выйти! Болельщики называется! Гляжу вот в окно и думаю, суету эту видя: «Ну как я мог раньше таким быть?! Куда летят? Спешат куда?» Зажглись прожекторы над стадионом. То грохочет нал ним гул голосов людских, то тишина висит космическая... Интересно, а Ольга действительно дверь закрыла?! Подхожу к двери. Серце как-то сжалось в комок, и в пот меня бросило. С чего бы? Легонько толкаю дверь. Не поддается. Вот и хорошо. Вот прекрасно. Нечего дергаться! Снова к окну подхожу. На улице никого. Где же народ? Никогда такого я раньше не видел. Только что - толпы, и вдруг - никого. Рев оглушительный раздается со стороны стадиона. «Кому? - думаю. - Нашим? Или наши?!» Еще раз подхожу к двери. Налегаю на нее сильнее. Нет уж, раз сам просил - Ольга точно закрыла. Что же делать? Выглядываю в окно. Не прыгнешь. Пятый этаж - не второй. Бегу в кладовку. Есть! Есть превосходный кусок пеньковой веревки! Бросаю конец ее за окно. Не хватает. Придется сидеть. Так тебе и надо! Дал зарок, а кто за язык тянул? Вот и сиди. Снова слышу стон на стадионе: «А-аа-ааа!!!» Стон громкий, протяжный, резко обрывающийся, от которого, кажется, лопается колеблющийся световой купол над двухъярусной чашей арены. Вскакиваю тотчас осененный. Вытаскиваю из комода превосходные новые простыни. Мгновенно сращиваю их и прилепляю к веревке надежным самодеятельным узлом. Захлестываю петлю на радиаторе отопления и, вцепившись в канат, ныряю в окно. Сначала спускаюсь осторожно, медленно перебираю руками. Но где-то на уровне второго этажа слышу душу раздирающее, многотысячное: «Э-ээ-эхх!!!» Если так, спускаться, только к финальному свистку и успею. Разжимаю пальцы и тотчас шлепаюсь на тротуар. Правая нога становится левой. Не знаю, навсегда ли, но теперь все равно. Пусть все отлетит - я уже там. «Оля! - шепчу на ходу.- Оленька!!! Слово мужчины - закон. Но должны же быть у него хоть какие-то радости!»
